Круг чтения. Месячное чтение. Июнь

27 января 1894 года в больнице Воронежской тюрьмы умер от воспаления легких некто Дрожжин, бывший сель­ский учитель Курской губернии. Тело его брошено в могилу на острожном кладбище, как кидают туда тела всех преступ­ников, умирающих в тюрьме. Между тем это был один из са­мых святых, чистых и правдивых людей, какие бывают в жизни.

В августе 1891 года он был призван к отбыванию воин­ской повинности, но, считая всех людей братьями и призна­вая убийство и насилие самым большим грехом, противным совести и воле бога, он отказался быть солдатом и носить оружие. Точно так же признавая грехом отдавать свою волю во власть других людей, могущих потребовать от него дурных поступков, он отказался и от присяги. Люди, жизнь которых основана на насилии и убийстве, заключили его сначала на год в одиночное заключение в Харькове, а потом перевели в Воронежский дисциплинарный батальон, где в течение 15 ме­сяцев мучили его холодом, голодом и одиночным заключени­ем. Наконец, когда у него от непрерывных страданий и лише­ний развилась чахотка и он был признан негодным к военной службе, его решили перевести в гражданскую тюрьму, где он должен был отсиживать еще 9 лет заключения. Но при до­ставлении его из батальона в тюрьму в сильный морозный день полицейские служители по небрежности своей повезли его без теплой одежды, долго стояли на улице у полицейского дома и поэтому так простудили его, что у него сделалось воспаление легких, от которого он и умер через 23 дня. За день до смерти Дрожжин сказал доктору: «Жил я хотя недолго, но умираю с сознанием, что поступил по своим убеждениям, согласно со своей совестью. Конечно, об этом лучше могут судить другие. Может быть... нет, я думаю, что я прав», сказал он утвердительно. На другой день он умер.

Е. И. Попов

ПИСЬМО ВОЕННОГО ВРАЧА А. ШКАРВАНА,

ОТКАЗАВШЕГОСЯ ОТ ВОЕННОЙ СЛУЖБЫ В 1894 ГОДУ

Господин старший врач!

Я должен был бы устно сообщить вам то, что пишу, но пользуюсь пером, так как боюсь, что лично я мог бы это сде­лать недостаточно ясно и спокойно.

Я решил не возвращаться более к своим военным обязан­ностям, решил перестать быть солдатом, а следовательно, не буду ни носить военного мундира, ни исполнять госпиталь­ной службы, которая в сущности — та же военная.

Отказываюсь я от этого потому, что это противоречит моим убеждениям, моему образу мыслей, моим познаниям, моему религиозному чувству. Я — христианин и, как таковой, не могу способствовать милитаризму ни словом, ни делом. До сих пор я делал это потому, что не имел достаточно духовной силы для того, чтобы одному противустоять такой могучей силе, какую представляет военная организация. Теперь мое решение укрепилось и произошло это не в какую-нибудь па­тетическую минуту, но оно есть последовательный результат моих мыслей и стремлений в продолжение нескольких лет.

Мне ясно представляется, каким глупым, греховным и смешным должно показаться военному суду мое намерение. Знаю также и то, что за это я должен буду претерпеть тяжелое наказание, что власти будут держать меня в тюремном заклю­чении столько, сколько им пожелается.

Но я отдаюсь власти, которая выше всей могущественной Европы. Я хочу согласовать свою жизнь с требованиями од­ной только истины, т. е. вечной, единой, божественной исти­ны. Эта истина повелевает мне не гнуть более шеи под тем всеобщим рабским ярмом военщины, которое все правитель­ства налагают в настоящее время на человечество.

Что военный врач должен преследовать, как об этом гово­рят и пишут, более гуманные и благородные цели, я считаю неверным, потому что он так же, как прочие военные, не что иное, как лишенное воли орудие, существующее для того, чтобы делать правильно, хорошо и последовательно то, что требует устав, а именно иметь заботу о том, чтобы войско могло возможно дольше выполнять свою грубую бесчеловеч­ную работу.

Вот все, что я имею сказать. Прошу сохранить это письмо для того, чтобы оно могло быть передано суду, так как я и там едва ли буду иметь что прибавить к тому, что сказано в нем.

Я буду ожидать на своей квартире в «Кронен Казерне» ва­шего распоряжения.

Д-р А. Шкарван

Кроме этого письма А. Шкарван высказал в следующей статье те причины, по которым он нашел невозможным слу­жить военным врачом.

ПОЧЕМУ НЕЛЬЗЯ СЛУЖИТЬ ВОЕННЫМ ВРАЧОМ

Многих поражает то обстоятельство, что я отказался про­должать военную службу в качестве врача. Многие допуска­ют, что отказ от строевой службы еще понятен, так как назна­чение строевого солдата несомненно состоит в том, чтобы обучаться убийству, и если начальство того потребует, то и совершать убийства.

«Но, — спрашивают люди, — как может отказаться от своей службы военный врач, звание и обязанность которого состоит совсем не в убийстве людей, а, наоборот, в том, чтобы подавать помощь больным, страдающим и, следова­тельно, — творить дела гуманные, дела милосердия?»

«Деятельность врача, — добавляют еще такие люди, — есть сама по себе христианская деятельность, и потому тот, кто бросает эту деятельность, заслуживает даже с нравствен­ной точки зрения скорее осуждения, чем сочувствия».

И люди, при общей, свойственной им склонности не раз­бирать настоящего положения вещей, охотно принимают та­кого рода рассуждения, считая вопрос решенным, и кладут его в сторону, чтобы больше не думать о нем. Такие возраже­ния мне пришлось слышать не только от военных, но равно и от гражданских людей, не только от матерьялистов, но даже и от людей несомненно религиозных. Это самое мне выражали даже некоторые назарены, люди, понявшие греховность военной службы, отказывающиеся от нее, и за это убеждение всю свою молодость просидевшие в тюрьмах и умирающие там.

Является вопрос, как может мнение назарен быть соглас­но с мнением людей совсем других взглядов на войну? И дру­гой вопрос: справедливо ли это мнение?

Для меня несомненно то, что назарены пошли на более тонкий, но в сущности тот же самый самообман, когда они между собой решили поступать — если потребуют власти — в санитарные роты, как они теперь и делают. В этом и все объ­яснение.

Утверждать же, что служба военного врача, а с ней и служба санитарного солдата, не противны духу Христа, что такая служба составляет как бы добродетель, — очень грубая ошиб­ка. Ошибка заключается в том, что из всякого дела и занятия можно сделать дело дьявола (как это и доказывает практика многих врачей), все зависит лишь от тоге», как делающий из­вестное дело относится к нему. Поэтому и неверно утвержде­ние, что вообще занятие врача само по себе есть занятие бла­городное. Кроме того, путает этот вопрос еще и то обстоя­тельство, что громадное большинство Людей относится к медицинской науке суеверно, даже не подозревая того, на­сколько справедливо изречение Фауста: «Der Sinn der Medizin ist leicht zu fassen; du durchstudirst die grosse und die kleine Welt, urn es am Ende gehn zu lassen, wie's Gott gefallt». (Сущность ме­дицины легко усвоить; изучаешь великий и малый мир толь­ко затем, чтобы в конце концов оставить все на Божью волю.)

Но главное, что делает преступным службу военного врача, это та тесная связь, которая существует между его дея­тельностью и убийством людей, — настоящим назначением армий. Связь эта лицемерно прикрыта плащом гуманности и потому не так очевидна людям. Тем не менее она существует, и всякий желающий видеть может ее видеть, ибо очень легко поднять этот плащ, под которым скрывается тот же разбой­ник.

Военный врач свидетельствует солдат, т. е. решает, кто из людей годится для пушечного мяса, кто нет, осматривает тех солдат, которых наказывает начальство, т. е. решает, кого можно затворить в темницу, на кого можно надеть кандалы, кого можно лишить еды и т. п., следовательно, постоянно со­действует бесчеловечному, зверскому насилию над людьми.

Но предположим даже, что он всего этого не будет вы­нужден делать и что, кроме добросовестного лечения боль­ных солдат, не будет ничем другим заниматься, — даже это ничуть не уничтожило бы греховности его деятельности, ибо нельзя не спросить себя, нельзя не видеть того, какая цель преследуется этим лечением. Военный врач во всяком случае представляет наемника за деньги, нанятого организованной шайкой убийц единственно для того, чтобы наблюдать за здоровьем людей, предназначенных на убой и на совершение убийства.

И нельзя в этом случае не сознавать того, что всем известно — того, что быть пособником в каком бы то ни было виде безнравственному, дикому учреждению, — постыдно и уни­зительно, какое бы хорошее название ни давали этому делу, какой бы красивый мундир за это ни надевали, сколько бы золотых крестиков ни дарили за такую службу. Ведь, навер­ное, ни одна честная женщина ни за какие деньги не согла­сится поступить в кухарки в шайку разбойников, хотя приго­товление кушанья не только не составляет греха само по себе, но нужное и необходимое для людей условие жизни. И в чем же разница между разбойниками и армиями? Единственно лишь в размерах грабежа.

Пора бы нам всем понять, что постыдно и унизительно продавать свои знания тем, кто нуждается в них, для более легкого достижения своих злых намерений!

Пора бы понять, что всякое малейшее содействие в осно­ванных на насилии делах правительства составляет для чело­века, желающего себе и другим блага, — унижение собствен­ного достоинства и великое преступление против самых эле­ментарных требований не только любви, но даже простой гуманности!

Месячное чтение. Июнь. Обсуждения